Текст с конверта грампластинки 1974 года:

Констанстантин Симонов параллельно с широко известной трилогией «Живые и мертвые», посвященной событиям Великой Отечественной войны, написал о войне цикл повестей и рассказов «Записки Лопатина». Главный герой этого цикла, от имени которого ведется повествование, как и автор, был фронтовым корреспондентом нашей центральной военной газеты «Красная звезда». «Все его встречи, – рассказывал о Лопатине писатель, – очень тесно связаны с моими впечатлениями, моими поездками, моими встречами». Лопатин ездит по тем же командировочным предписаниям и в те же места, где побывал корреспондент «Красной звезды» Симонов. Он получает те же редакционные задания и встречается с теми же людьми. В лопатинском рассказе можно обнаружить даже цитаты из симоновских очерков и дневников.

Не следует, однако, думать, что этот образ автобиографический в буквальном смысле слова, что Лопатин просто «псевдоним» корреспондента «Красной звезды» Симонова, – дело обстоит сложнее. У автора и героя совпадает лишь военная биография: Лопатин – человек иного, чем Симонов, поколения, он старше – юность его прошла в годы революции и гражданской войны. Одни и те же впечатления осмысливались военным корреспондентом Симоновым и Лопатиным, как говорится, «на разных уровнях». У Лопатина то понимание жизни, которым автор обладает ныне, но которого у него еще не было и не могло быть в войну, он задумывается над проблемами, которые Симонова в годы войны по молодости и по недостатку жизненного опыта могли и не беспокоить.

Почему же рисуя в «Живых и мертвых» широкую панораму войны, Симонов параллельно писал эти повести, гораздо более локальные по характеру изображения? Он сам отвечает на этот вопрос: «Потому что есть ряд вещей, которые я еще не сказал о войне. Они лежат в разных сферах, и связать их между собой в романе можно, как мне представляется, только искусственно. А связать жизнью корреспондента – естественно. И еще потому, что у меня есть еще немало неиспользованного материала, и он относится к жизни корреспондента на войне, к моей жизни».

Действительно, Симонову пришлось повидать на войне немало. За четыре года войны около тридцати раз он ездил в короткие и длинные командировки на фронт: в первый раз, в июле сорок первого, – под Могилев и в последний, в апреле сорок пятого, – под Берлин. В начале войны он был в тех частях, которые в Белоруссии приняли на себя тяжелый удар немецких танковых колонн, а потом прорывались на восток, к своим, из кровавой сумятицы окружения... Он участвовал в боевом походе подводной лодки, минировавшей румынские порты... Ходил в атаку с пехотной ротой осенью сорок первого года в Крыму на Арабатской стрелке... Вместе с моряками-десантниками высаживался на севере, за Полярным кругом, во вражеский тыл... Был в горящем Сталинграде в бригаде Горохова, прижатой немцами к самому берегу Волги, но так и не отдавшей им этот клочок земли... Летал к югославским партизанам...

Работа фронтового корреспондента «Красной звезды» открывала тому, кто хотел видеть и знать больше (а Симонов к этому постоянно стремился), немалые возможности. Можно было встречаться и беседовать с большим количеством самых разных людей (от рядового солдата переднего края, которому даже КП батальона казалось тылом и задача которого выбить немцев из ближайших траншей) до командующего фронтом, отвечающего за исход крупной операции. Можно было увидеть, например, наступающую армию в «вертикальном разрезе», – отправившись из штаба армии, добраться до батальона, пройдя последовательно все ступени: штаб корпуса, дивизии, полка. Или в течение нескольких не-дель побывать в самой южной и самой северной точках огромного, растянувшегося от Черного до Варенцова моря фронта, а между этими двумя дальними командировками увидеть наступление наших войск под Москвой...

Все это довелось видеть тогда Симонову, и все это послужило ему материалом для «Записок Лопатина».

«Двадцать дней без войны» – последняя из повестей этого цикла; она написана недавно, вскоре после завершения трилогии «Живые и мертвые». Уже само название повести говорит о том, что на этот раз писатель обратился не к фронтовой жизни, а к жизни тыла – чего он прежде касался редко, и, как правило, только касался... Новая повесть начинается небольшим эпизодом: возвращаясь из-под Ржева, где он пробыл две недели в командировке на фронте, Лопатин попадает под бомбежку и лежит в снегу, испытывая от близких разрывов отвратительное нытье под ложечкой. И заканчивается повесть тем, что уже на другом фронте, под Минеральными водами, добираясь на НП командира дивизии, он попадает под сильный артиллерийский обстрел. А между этими двумя, в общем, обычными для военного корреспондента происшествиями – двадцать дней без войны, командировка в глубокий тыл, куда за полтора года войны герой попадает впервые: в Ташкенте экранизируется одно из его произведений, и он должен помочь постановщикам фильма правдиво воссоздать будни войны. А затем через Красноводск, Баку, Тбилиси добраться до Кавказского фронта, потому что конечный адрес был, как обычно: «Действующая армия». На все это вместе и потребовалось двадцать дней, во время которых не было обстрелов и бомбежек...

За это короткое время герой встречается с разными людьми; одних он хорошо знал еще до войны, с другими судьба сводила его на фронтовых дорогах, третьих он видит впервые. И чем больше этих встреч, откровенных разговоров, признаний и недомолвок, тем яснее становится Лопатину – и читателям тоже, – что в массе своей люди в тылу живут по тем же нравственным законам, что и на фронте, все, что могут, отдают победе, работают до полного изнеможения, не щадя себя, постоянно недосыпая, недоедая, изводясь от страха за тех, кто на фронте, или уже оплакивая погибших. Как говорит главный герой симоновской трилогии Серпилин: «Думаешь, только те военные, у которых погоны на плечах? Нет. Военные – это все те, у кого война на плечах».

Очень сильно и поэтично эта тема звучит в той главе повести, в которой рассказывается о встрече Лопатина в Тбилиси со своим старым другом, известным грузинским поэтом. Они ведут долгий разговор о самом главном, что произошло с ними... О горе и несчастье, которые принесла война в этот гостеприимный дом, в эту семью, как и во многие дома и многие другие семьи, – и здесь в Грузии, и по всей России. Снова и снова они возвращаются к восемнадцатилетним, к «мальчикам», так их называют в этом разговоре, уже сложившим голову на войне или только ушедшим на фронт навстречу своей судьбе. Они пьют за победу, потому что «мысль о жизни – и о чужой, и о своей собственной – все равно связывалась с мыслью о победе», потому что, как говорит хозяин дома, «ничто, кроме нее, не вернет нам с войны наших детей». Они вспоминают стихи Бараташвили и Антокольского – высокие строки о горе и мужестве, о человеческой жизни и величии добра...

И это связано с еще одной темой, которая занимала Симонова задолго до того, как была написана повесть «Двадцать дней без войны». Когда-то перед концом войны, вспоминая ее наиболее тяжкие дни, он писал: «...В те тяжелые времена большая сила духа была не только у героев, сражавшихся на фронте., о которых писали и картины о которых ставили люди искусства, – сила духа была и у самих людей искусства: они тоже не сгибались, тоже дрались, тоже были крепки духом...
Оказавшись в Ташкенте в кругу этих людей, повидав своих грузинских друзей, Лопатин убеждается, что большинство из них тоже воюет – своим оружием, оружием искусства.

И с этой стороны автор снова подводит нас к мысли о всенародном – в самом точном смысле этого слова – характере войны; в этой мысли – пафос повести «Двадцать дней без войны» и основа решения поставленных в ней Константином Симоновым острых нравственных проблем.

Лазарь Лазарев

• Дата выпуска: 1974